Она - его муж.
(AlexBragin. То ли это рассказ по мотивам рассказа, то ли очень вольный перевод рассказа "SHE IS THE HUSBAND" неизвестного, к сожалению, мне автора)
Джон удивленно посмотрел на жену... На ней были его брюки, рубашка... И галстук тоже его... Лицо спокойное, но в глазах - такие знакомые, неуловимо лукавые искорки. Что-то задумала.
"Я знаю, как исправить положение. Есть ход, который нам поможет."
После долгих часов томительной тишины Джон так обрадовался ее голосу, что не мог скрыть вздох облегчения: "Да, да, конечно... Что ты придумала, милая?"
Марта подошла ближе и положила ему руки на плечи: "Когда мы были детьми.. Помнишь, мы играли... Я надевала твою одежду, а ты - мою... Помнишь?" Джон почувствовал, как щеки его мгновенно вспыхнули. Он смутился и опустил глаза.
Марта снова попробовала поймать его взгляд: "Это была наша любимая игра. Мне нравилось носить мужские вещи и чувствовать себя важным боссом. Меня это чертовски заводило. А ты смущался и краснел, но продолжал бегать за мной? Тебе ведь тоже эта игра нравилась, правда?"
Он хмыкнул, но не ответил.
"Вот я и предлагаю... Понимаешь.... Я хочу быть... твоим мужем. Не все время, конечно... Так, иногда... Под настроение. Как в той игре."
У него от неожиданности открылся рот: "Мужем? Не понимаю... А я?... Что это значит? .... Ты хочешь носить мужские вещи и быть моим мужем, а я ... Ты хочешь, чтобы я носил платья и был твоей женой, так что ли?"
Она кивнула. "Именно. Я давно хотела предложить тебе, но... Мне казалось, что ты... еще не был готов к экспериментам. А теперь и сам видишь... У нас не получается ... как ты хочешь. Ты пытаешься делать то, что считаешь должным. Но к этому у тебя нет главного - должного характера. Но можно ведь попробовать и по-другому? Поиграть! Тогда в детстве мы играли, и все было замечательно. Правда, играли по моим правилам. Но нам было хорошо, и это главное. Давай попробуем и сейчас! Мне и надо-то всего несколько часов. Побыть в доме хозяином, мужем. Несколько часов. Иногда. Иг-ра! Наша чудесная детская игра..."
Джон молчал. Ему хотелось, чтобы в их новой, взрослой совместной жизни все было правильно, и память о тех "стыдных" играх изгонялась прочь, мешала строить семью. Однако сейчас, когда все разваливалось, он не раз возвращался мыслями в то время, и снова переживал сладкие минуты радости. Это напоминание об их общей юности принесло с собой томительную, тревожную грусть, и в то же время, на душе стало теплее.
Марта, почувствовав его податливость, продолжала развивать свой план.
"Конечно, сейчас мы уже не дети, и нам непросто будет вернуться в ту игру. Но есть немало способов этому помочь. Слава Богу, сейчас нам не надо прятаться от взрослых, и мы можем спокойно и с удовольствием подобрать одежду. И не бояться, что кто-нибудь вернется раньше времени с работы. И потом... Теперь у нас есть ночь. Джон, подумай, у нас есть ночь - самое подходящее для игр время, не правда ли?"
Джон не мог уйти от устремленных на него глаз и неуверенно кивнул головой.
"И раз уж мы об этом заговорили... Джон, для того, чтобы наша игра была... как настоящей, мне хотелось бы, чтобы ты выглядел... э-э... покрасивее... Не смейся. Ты мог бы быть очень симпатичненьким. У тебя тонкие черты лица, стройная фигура, хорошие длинные волосы. У тебя даже ресницы длиннее моих! Черт бы побрал эту глупую природу! Сказочный принц, которого скрывают под видом простого паренька!"
Джон не смог сдержать улыбку.
"Да, да, не улыбайся. Тебе многое дано природой, но ты мог бы стать еще симпатичнее. И для этого вовсе не нужны большие усилия. Позволь, я тебе немного помогу, и ты убедишься в этом сам. Мы из тебя сделаем такую принцессу....М-м..."
Он замотал головой: "Нет, постой... Марта, милая, подожди... Я, конечно, не возражаю против того, чтобы ты носила мою одежду ..., но я... в женской одежде... Нет, нет, мы уже взрослые, и это было бы слишком смешно... "
Марта не сдавалась: "Я, конечно, не хочу настаивать. Если ты не желаешь... Я всего лишь предложила способ справиться с нашими проблемами. Почему ты сразу отказываешься? Постарайся услышать меня, понять и... возможно, помочь нам... Это не так трудно, как кажется. Надо только немного захотеть. Уверена, эта игра увлечет и тебя. Ведь это так интересно, побывать в другом качестве, сыграть не себя!"
"И для этого ... э-э... вырядиться в платье?" - скепсис не покидал Джона.
"И для того, чтобы войти в роль и подыграть партнеру - иногда, хотя бы ненадолго - переодеваться в платье!"
Она смотрела на него в упор, раскрасневшаяся, возбужденная, прекрасная, и у Джона перехватило дыхание от того, что он должен был ей сказать. Он не хотел произносить эти слова, тем более сейчас, когда она так красива, когда только появилась надежда, но... должен. Во имя их будущей долгой, счастливой жизни, которую надо строить по правилам, а не так, как будто это игра. И поэтому, преодолевая неестественную сухость во рту, он проскрипел: "Нет. Я не хочу, я НЕ МОГУ!"
Лукавые искорки в глазах потухли. Марта беспомощно пожала плечами, а Джон виновато опустил опустил голову. Установилось тяжелое молчание. Наконец, Марта примиряюще похлопала его по руке: "Все в порядке, я понимаю. Было очень глупо с моей стороны предложить тебе это. Давай забудем."
Когда она ушла, Джон медленно опустился на диван и сидел долго, в одной и той же позе, недвижный, бессильный. Ему хотелось крикнуть ей вслед, чтобы она вернулась. Но что сказать, если она действительно вернется? Джон с трудом заставил себя подняться и направился в спальню. Марта уже переоделась ко сну и читала журнал. На ней была его любимая ночная рубашка. Полупрозрачная нейлоновая прелесть, на груди и по подолу украшенная кружевами и оборками. Эти пышные украшения почему-то всегда приковывали взгляд Джона. На секунду дольше, чем он считал приличным для себя. Сейчас Джон попытался представить, как бы это могло быть - одеть на себя вот такую вещицу. Что он почувствует? Наверное, она приятно холодит кожу... И... Да, наверное, и все. В остальном - одежда как одежда. Особенно, под одеялом, когда все равно ничего не видно. Марта, не отрываясь от чтения, бросила на его край свежую пижаму. Но вместо того, чтобы переодеться, он, опустив глаза, мягко проговорил: "Если ...иногда... если ты хочешь носить мою пижаму... Я могу носить твою... Если .. если это - то, что ты хочешь." И неожиданно покраснел.
Марта не ожидала такого поворота и чуть не подскочила от радости. Она протянула к нему руки и притянула к себе: "Любимый! Спасибо, спасибо, спасибо тебе!" Она сияла и хотела, чтобы он разделил ее счастье: "Ты не будешь жалеть об этом... Я обещаю! Все будет прекрасно!"
Джон смотрел на нее со все возраставшим волнением. Марта быстро скинула ночную рубашку и протянула ему. Он принял из ее рук необычную одежду, удивившись, что не испытывает пока никаких эмоций, положил рядом с собой, начал медленно раздеваться, отвернувшись от жены. "Как это могло произойти?" - бился в его голове вопрос. Взял ночную рубашку, помялся немного. Марта уже переоделась в пижаму и с надеждой смотрела на мужа, предоставив ему самому перейти непростой рубеж. Деревянными руками он разобрал сверток материи и накинул на себя. Джон на мгновенье задохнулся, когда нейлон коснулся голых рук, воздушной пеной опустился на шею, плечи, но это чувство быстро прошло. С непривычки ему пришлось немного повозиться, чтобы одежда правильно легла на тело. Волнение вернулось, когда руки опустились на бедра, прошлись вниз, ощутили приятную гладкость материала.
"Почему бы тебе не повязать в волосы ленту?" - Марта оказывается уже стояла рядом. Она незаметно для него успела достать розовую шелковую ленту, которую сейчас держала перед собой двумя руками. Он нерешительно кивнул головой в знак согласия, хотя и не понимал, зачем что-то надо повязывать в волосы. Марта, проказливо улыбаясь своей идее, колдовала над его волосами. Ее довольные, веселые глаза вмиг растопили напряжение и тревогу, обогрели его сердце.
"Она прекрасна," - подумал Джон, - "странно, но даже в мужской пижаме она смотрится сексуально, и... я ее хочу!"
Что-то прохладное закрыло ему лоб. "Вот так будет чудесно!" - наконец, с радостным оживлением, Марта прыгнула на кровать и зарылась под одеяло. Джон потрогал лоб. Шелковая лента... У него на голове розовая шелковая лента! Снова вернулось волнение. Как глупо он, наверное, сейчас выглядит в женской ночной рубашке с оборками, да еще и с розовой лентой в волосах! Джон торопливо выключил свет и двинулся к кровати. Но даже в эти несколько мгновений, в темноте ослепшей спальни, готовясь лечь в постель со своей любимой женщиной, он не мог не отметить для себя, как необычно ощущать на теле шелковистые сгибы ночной рубашки. Джон погладил себя ладонями и не мог не сознаться: он волновался, и почти дрожал. Чувство было необычное и ... да что там... очень возбуждающее чувство!
Марта заговорила первой: "Любимый! Мы можем сейчас притвориться, ... что я... я - твой муж, ... а ты - моя жена?"
Он был так взволнован, что не мог произнести ни слова. "Хорошо" - еле прошептал Джон.
Она - его муж
Модератор: Ириша
-
alexbragin
- Сообщения: 73
- Зарегистрирован: Вт сен 12, 2006 9:27 am
И был ошеломлен, услышав такую страсть в ее словах. "Я хочу жену мою," - повторялось на разные лады в темноте, - "я хочу жену мою, Салли!"
Он почувствовал, как она прижалась к нему. Все его тело задрожало от передаваемого ему возбуждения. Тут Марта привстала и наклонилась над ним. Они смотрели друг на друга в тусклом сумраке спальни. Джон не столько увидел, сколько угадал, почувствовал, какой страстной силой налилось ее тело. И ему стало совершенно ясно, что его жене Марте сейчас хочется, чтобы в постели с ней был не он, Джон, ее муж, а ... женщина, женщина Салли! Они застыли на несколько мгновений, вживаясь, пропуская через тело и нервы это новое ощущение. Вдруг Марта сдвинулась в сторону, Джон заметил движение ее руки, его лица коснулось что-то легкое, ему показалось - кружево.
"Не пугайся, это всего лишь моя косметическая шапочка" Он настороженно ощупал изящный головной убор. Марта, заметив его реакцию, горячо зашептала: "Это поможет тебе лучше войти в свою роль, придаст тебе более женственный облик и смягчит твои мужские черты. Мне будет легче настроиться. Давай! Надевай!"
Теперь Джон узнал ее. Марта иногда надевала эту шапочку на ночь, если не хотела спутать волосы. Это почему-то успокоило его. Он нерешительно натянул ее на голову, а Марта долго и с удовольствием возилась с шелковыми завязками, пытаясь сделать пышный бантик на шее. "Как у куклы," - смущенно подумал Джон. Но вот Марта закончила с завязками. Она сжимала руками его голову в кружевном чепчике и долго-долго высматривала что-то в лице мужа. Или жены?
Джон чувствовал, как в Марте снова нарастает напряжение. Опустила одну руку на его тело, провела ладонью по груди. "Какая у тебя красивая ночная рубашка..." - прошептала ему на ухо. Легла на него всем телом, и принялась поглаживать сквозь тонкий нейлон, иногда задерживаясь в ряду оборок у шеи, словно пытаясь разгладить их. Она ласкала его, то сильнее, то едва касаясь пальчиками, то ускоряя, то замедляя темп, и мужчина не мог не откликнуться на эту нежность.
Теперь она была счастлива. "Как хорошо... Салли... Мне так хорошо...." И она поцеловала его. Это был длинный нежный поцелуй, обещавший так много впереди, и Джон таял от счастья в ее объятиях. Никогда ранее он не испытывал с женою такого слияния, такой любви. Вот ее пальцы нащупали сквозь ткань его крошечные соски, и начали свой мучительно ласковый танец. Джон поддался ее страсти, он млел, извивался, купался от удовольствия в море нежности. Вот ее руки заскользили ниже, она спустилась к его бедрам ... Он не смог сдержать стон наслаждения. Марта была полностью во власти своей фантазии, она легко вела их танец любви, она была мужчиной, она была мужем. А под ней была ее жена! "Салли, моя любимая Салли, моя самая красивая..." Джон почувствовал, как женщина задирает низ его ночной рубашки и приподнялся, чтобы помочь ей. "Моя жена, моя Салли..." - слышал он ее шепот. Марта осторожными движениями коленей раздвинула его бедра, ее пальцы пробежались по их внутренней, покрытой короткими волосками поверхности. И его телу явно нравились эти ласки!
Марта наблюдала за ним сквозь едва приоткрытые щелки глаз. Вид мужа, которого она, даже не касаясь члена, довела до экстаза, возбуждал ее невероятно, как и сама активная роль в этой игре. Почувствовать себя мужчиной, хозяином, владельцем - это чувство заводило ее, вызывало желание вскочить, завертеться волчком, закричать что-то дикое. И где-то в подсознании она понимала, что для всего этого сумасшествия ей очень важно именно то, что под ней не просто женщина, а мужчина, которого она заставила... заставила!!! принять перед собой роль женщины. В прошлом, во время учебы в закрытом пансионе у нее было немало лесбийских увлечений, но переживаемое сейчас было гораздо, несравнимо сильнее. Власть, абсолютный контроль над другим человеком, над мужчиной пробуждал ее внутреннего демона, постепенно освобождал ее от самой себя, снимал одну за другой лживые одежки приличий. Она упивалась этим чувством, она неслась по ночным просторам своей воли на гребне своей силы. Ей казалось, что сейчас она может все. Все чего захочет, все чего пожелает ее фантазия. В уголке мозга нелепая в этот момент вдруг пробежала мыслишка, что, если она смогла заставить Джона принять роль жены ... то, пожалуй, она смогла бы и взять в руки не только их сексуальную жизнь, но и все остальное: дела, финансы, работу, все, все, все... Мысль пробежала и, зацепив маленький краешек сознания, так, на будущее, умчалась по своим делам, вернув власть фантазиям.
Марта нашла ртом губы Джона и просунула язык внутрь. После этого начала ритмично работать бедрами и тазом. Она закрыла глаза и представила, что занимается любовью с женщиной! Пухлые губки, маленькие аккуратные груди, пугливая покорность ее воле... Уйдя в мир своих ощущений, она уже не замечала, как руки безжалостно месили груди Джона через тонкий нейлон ночной рубашки, а его стоны только подгоняли ее страсть. Она терлась промежностью по его распластанному телу, такому беспомощному и женственному... под ней ... Его стоны, само осознание того, что она причиняет ему боль, сладкой злостью подгоняло ее. И вот с последним яростным толчком она достигла оргазма ... и опустилась на партнера в полном изнеможении.
Джон был потрясен ее неистовой, безудержной страстью, и тем явным, непритворным возбуждением, которое охватило Марту этой ночью. Раньше ничего подобного у них не было. Джон понимал, что необычайный всплеск эмоций был вызван переменой ролей, и в первый раз по-настоящему задумался о том, как это важно для Марты. И получается для него, Джона, тоже. Было непросто разобраться не только в том, как воспринимать предложенную женой игру. Джон не мог даже понять, понравилась ли ему самому эта игра. Очень не хотелось признаваться, что он испытал настоящее возбуждение от того, что побывал в роли ... жены. "Как неприлично! Как стыдно! Ужас!" - ему хотелось зарыться с головой в подушку и спрятаться от самого себя, с укоризной повторяющего "Как стыдно! Ужас!". И в то же время... Ощущения, испытанные этой ночью были .... очень сильными. Джон устал бороться с самим собой и провалился в сон, так и не успев разобраться во всех последних событиях, грудь и соски, пострадавшие от жестоких ласк любимой, саднили, но ... наверное, он был доволен.
Утром, проснувшись в женской ночной рубашке, с косметической шапочкой на голове, Джон почувствовал себя совсем по-другому. После бурной ночи пришло отрезвление. Хорошо чувствующая его настроение, встревоженная наметившимся отступлением, Марта притянула его к своей груди и гладила по голове: "Любимый, скажи, ведь тебе тоже было хорошо?"
Как он мог отрицать? - "Да, это было замечательно." Но от Марты не укрылось сомнение в его глазах.
"Мы знаем, чего мы хотим, так почему мы не можем жить, как мы хотим?" - перешла она в наступление.
Он грустно покачал головой: "Значит, мы хотим, чтобы я носил ночную рубашку и кружевной чепчик? Звучит глупо, не правда ли?"
Джон отодвинулся от нее и задрал ночную рубашку. Повисшее мужское достоинство и волосатые ноги не слишком сочетались с легкомысленными рюшечками, украшавшими подол. Ему стало обидно за нелепый маскарад, который ему устроила жена. Джон с досадой рванул шапочку с головы, запутался в завязках, от чего разозлился еще больше. "Посмотри на меня! И не говори, что я прекрасно выгляжу. Так прекрасно, что можно подавиться со смеху!"
Она понимала, что должна что-то сделать, немедленно, как-то переломить еще только наметившееся сопротивление.
"Тебе смешно, а вот мне не до смеха. Для меня это очень важно, а ты отмахиваешься от моих проблем и не хочешь их понять. Ты всего один раз пошел мне навстречу, и вот уже закатываешь истерику. Как же, тебя попросили провести ночь в женской рубашке. Какой подвиг! Какое самоотречение! Ты - настоящий Геракл, и я должна благодарить тебя всю оставшуюся жизнь!" - она решительно встала с постели и в раздражении зашагала по спальне.
На Марте все еще была его пижама, и он поразился, какую заметную перемену внесла мужская одежда в привычный облик жены. Заострила черты, сделала чуть холоднее. Подчеркнула внутреннюю силу и твердость. Джону стало стыдно за проявленную им слабость, а Марта продолжала на ходу свой гневный монолог: "Ты ведь ничего не делал! Ты даже не постарался помочь мне. А ведь мог подыграть. Хотя бы попробовать! Конечно, ты сейчас чувствуешь себя глупо. Ты не вложил в этот образ ни капельки своей души! Смотришь на это со стороны и смеешься. Смешно - это когда ты в стороне, а не внутри. Смешно - это когда не хочешь ничего сделать!".
Она остановилась и взглянула на мужа. Тот сидел, опустив голову.
Марта смягчилась: "Ты чувствуешь себя в этой одежде нелепо, потому что в нашей игре воспринимаешь себя как мужчину, которого переодели в женские вещи. Вместо того, чтобы попытаться почувствовать себя женщиной. Это не так уж сложно, как кажется. Надо только себе немного помочь. Сделать что-то, что поможет войти в роль. Не знаю... Придумать прическу. Подобрать макияж. Попробовать изменить походку. Уверена, как только ты станешь больше заниматься своей внешностью, одеждой, косметикой сразу почувствуешь себя гораздо лучше. Естественней в новой роли. Я бы могла помочь тебе стать похожим на настоящую женщину, научила всему, что знаю и умею сама. Представь, сколько новых общих занятий появится у нас с тобою, сколько часов мы можем проводить вместе. И как нам будет хорошо! Неужели тебе не хочется хотя бы попробовать?!"
Он почувствовал, как она прижалась к нему. Все его тело задрожало от передаваемого ему возбуждения. Тут Марта привстала и наклонилась над ним. Они смотрели друг на друга в тусклом сумраке спальни. Джон не столько увидел, сколько угадал, почувствовал, какой страстной силой налилось ее тело. И ему стало совершенно ясно, что его жене Марте сейчас хочется, чтобы в постели с ней был не он, Джон, ее муж, а ... женщина, женщина Салли! Они застыли на несколько мгновений, вживаясь, пропуская через тело и нервы это новое ощущение. Вдруг Марта сдвинулась в сторону, Джон заметил движение ее руки, его лица коснулось что-то легкое, ему показалось - кружево.
"Не пугайся, это всего лишь моя косметическая шапочка" Он настороженно ощупал изящный головной убор. Марта, заметив его реакцию, горячо зашептала: "Это поможет тебе лучше войти в свою роль, придаст тебе более женственный облик и смягчит твои мужские черты. Мне будет легче настроиться. Давай! Надевай!"
Теперь Джон узнал ее. Марта иногда надевала эту шапочку на ночь, если не хотела спутать волосы. Это почему-то успокоило его. Он нерешительно натянул ее на голову, а Марта долго и с удовольствием возилась с шелковыми завязками, пытаясь сделать пышный бантик на шее. "Как у куклы," - смущенно подумал Джон. Но вот Марта закончила с завязками. Она сжимала руками его голову в кружевном чепчике и долго-долго высматривала что-то в лице мужа. Или жены?
Джон чувствовал, как в Марте снова нарастает напряжение. Опустила одну руку на его тело, провела ладонью по груди. "Какая у тебя красивая ночная рубашка..." - прошептала ему на ухо. Легла на него всем телом, и принялась поглаживать сквозь тонкий нейлон, иногда задерживаясь в ряду оборок у шеи, словно пытаясь разгладить их. Она ласкала его, то сильнее, то едва касаясь пальчиками, то ускоряя, то замедляя темп, и мужчина не мог не откликнуться на эту нежность.
Теперь она была счастлива. "Как хорошо... Салли... Мне так хорошо...." И она поцеловала его. Это был длинный нежный поцелуй, обещавший так много впереди, и Джон таял от счастья в ее объятиях. Никогда ранее он не испытывал с женою такого слияния, такой любви. Вот ее пальцы нащупали сквозь ткань его крошечные соски, и начали свой мучительно ласковый танец. Джон поддался ее страсти, он млел, извивался, купался от удовольствия в море нежности. Вот ее руки заскользили ниже, она спустилась к его бедрам ... Он не смог сдержать стон наслаждения. Марта была полностью во власти своей фантазии, она легко вела их танец любви, она была мужчиной, она была мужем. А под ней была ее жена! "Салли, моя любимая Салли, моя самая красивая..." Джон почувствовал, как женщина задирает низ его ночной рубашки и приподнялся, чтобы помочь ей. "Моя жена, моя Салли..." - слышал он ее шепот. Марта осторожными движениями коленей раздвинула его бедра, ее пальцы пробежались по их внутренней, покрытой короткими волосками поверхности. И его телу явно нравились эти ласки!
Марта наблюдала за ним сквозь едва приоткрытые щелки глаз. Вид мужа, которого она, даже не касаясь члена, довела до экстаза, возбуждал ее невероятно, как и сама активная роль в этой игре. Почувствовать себя мужчиной, хозяином, владельцем - это чувство заводило ее, вызывало желание вскочить, завертеться волчком, закричать что-то дикое. И где-то в подсознании она понимала, что для всего этого сумасшествия ей очень важно именно то, что под ней не просто женщина, а мужчина, которого она заставила... заставила!!! принять перед собой роль женщины. В прошлом, во время учебы в закрытом пансионе у нее было немало лесбийских увлечений, но переживаемое сейчас было гораздо, несравнимо сильнее. Власть, абсолютный контроль над другим человеком, над мужчиной пробуждал ее внутреннего демона, постепенно освобождал ее от самой себя, снимал одну за другой лживые одежки приличий. Она упивалась этим чувством, она неслась по ночным просторам своей воли на гребне своей силы. Ей казалось, что сейчас она может все. Все чего захочет, все чего пожелает ее фантазия. В уголке мозга нелепая в этот момент вдруг пробежала мыслишка, что, если она смогла заставить Джона принять роль жены ... то, пожалуй, она смогла бы и взять в руки не только их сексуальную жизнь, но и все остальное: дела, финансы, работу, все, все, все... Мысль пробежала и, зацепив маленький краешек сознания, так, на будущее, умчалась по своим делам, вернув власть фантазиям.
Марта нашла ртом губы Джона и просунула язык внутрь. После этого начала ритмично работать бедрами и тазом. Она закрыла глаза и представила, что занимается любовью с женщиной! Пухлые губки, маленькие аккуратные груди, пугливая покорность ее воле... Уйдя в мир своих ощущений, она уже не замечала, как руки безжалостно месили груди Джона через тонкий нейлон ночной рубашки, а его стоны только подгоняли ее страсть. Она терлась промежностью по его распластанному телу, такому беспомощному и женственному... под ней ... Его стоны, само осознание того, что она причиняет ему боль, сладкой злостью подгоняло ее. И вот с последним яростным толчком она достигла оргазма ... и опустилась на партнера в полном изнеможении.
Джон был потрясен ее неистовой, безудержной страстью, и тем явным, непритворным возбуждением, которое охватило Марту этой ночью. Раньше ничего подобного у них не было. Джон понимал, что необычайный всплеск эмоций был вызван переменой ролей, и в первый раз по-настоящему задумался о том, как это важно для Марты. И получается для него, Джона, тоже. Было непросто разобраться не только в том, как воспринимать предложенную женой игру. Джон не мог даже понять, понравилась ли ему самому эта игра. Очень не хотелось признаваться, что он испытал настоящее возбуждение от того, что побывал в роли ... жены. "Как неприлично! Как стыдно! Ужас!" - ему хотелось зарыться с головой в подушку и спрятаться от самого себя, с укоризной повторяющего "Как стыдно! Ужас!". И в то же время... Ощущения, испытанные этой ночью были .... очень сильными. Джон устал бороться с самим собой и провалился в сон, так и не успев разобраться во всех последних событиях, грудь и соски, пострадавшие от жестоких ласк любимой, саднили, но ... наверное, он был доволен.
Утром, проснувшись в женской ночной рубашке, с косметической шапочкой на голове, Джон почувствовал себя совсем по-другому. После бурной ночи пришло отрезвление. Хорошо чувствующая его настроение, встревоженная наметившимся отступлением, Марта притянула его к своей груди и гладила по голове: "Любимый, скажи, ведь тебе тоже было хорошо?"
Как он мог отрицать? - "Да, это было замечательно." Но от Марты не укрылось сомнение в его глазах.
"Мы знаем, чего мы хотим, так почему мы не можем жить, как мы хотим?" - перешла она в наступление.
Он грустно покачал головой: "Значит, мы хотим, чтобы я носил ночную рубашку и кружевной чепчик? Звучит глупо, не правда ли?"
Джон отодвинулся от нее и задрал ночную рубашку. Повисшее мужское достоинство и волосатые ноги не слишком сочетались с легкомысленными рюшечками, украшавшими подол. Ему стало обидно за нелепый маскарад, который ему устроила жена. Джон с досадой рванул шапочку с головы, запутался в завязках, от чего разозлился еще больше. "Посмотри на меня! И не говори, что я прекрасно выгляжу. Так прекрасно, что можно подавиться со смеху!"
Она понимала, что должна что-то сделать, немедленно, как-то переломить еще только наметившееся сопротивление.
"Тебе смешно, а вот мне не до смеха. Для меня это очень важно, а ты отмахиваешься от моих проблем и не хочешь их понять. Ты всего один раз пошел мне навстречу, и вот уже закатываешь истерику. Как же, тебя попросили провести ночь в женской рубашке. Какой подвиг! Какое самоотречение! Ты - настоящий Геракл, и я должна благодарить тебя всю оставшуюся жизнь!" - она решительно встала с постели и в раздражении зашагала по спальне.
На Марте все еще была его пижама, и он поразился, какую заметную перемену внесла мужская одежда в привычный облик жены. Заострила черты, сделала чуть холоднее. Подчеркнула внутреннюю силу и твердость. Джону стало стыдно за проявленную им слабость, а Марта продолжала на ходу свой гневный монолог: "Ты ведь ничего не делал! Ты даже не постарался помочь мне. А ведь мог подыграть. Хотя бы попробовать! Конечно, ты сейчас чувствуешь себя глупо. Ты не вложил в этот образ ни капельки своей души! Смотришь на это со стороны и смеешься. Смешно - это когда ты в стороне, а не внутри. Смешно - это когда не хочешь ничего сделать!".
Она остановилась и взглянула на мужа. Тот сидел, опустив голову.
Марта смягчилась: "Ты чувствуешь себя в этой одежде нелепо, потому что в нашей игре воспринимаешь себя как мужчину, которого переодели в женские вещи. Вместо того, чтобы попытаться почувствовать себя женщиной. Это не так уж сложно, как кажется. Надо только себе немного помочь. Сделать что-то, что поможет войти в роль. Не знаю... Придумать прическу. Подобрать макияж. Попробовать изменить походку. Уверена, как только ты станешь больше заниматься своей внешностью, одеждой, косметикой сразу почувствуешь себя гораздо лучше. Естественней в новой роли. Я бы могла помочь тебе стать похожим на настоящую женщину, научила всему, что знаю и умею сама. Представь, сколько новых общих занятий появится у нас с тобою, сколько часов мы можем проводить вместе. И как нам будет хорошо! Неужели тебе не хочется хотя бы попробовать?!"
-
alexbragin
- Сообщения: 73
- Зарегистрирован: Вт сен 12, 2006 9:27 am
Джон встал с кровати, как был, в женской ночной рубашке. Он не мог разобраться сейчас во всем том, что она ему говорила, но остро чувствовал ее боль, ее обиду, и понимал, что это он, Джон, был виноват в ее муках. А еще видел, как зажигаются страстью, желанием, жизнью ее глаза, и разве можно в такие минуты отказать любимой женщине!
"Конечно, я попытаюсь," - неуверенно прошептал он, - "если... ты меня... мне поможешь... "
Марта подошла ближе, взяла его подбородок в свои ладони и посмотрела в глаза. "Я тебя люблю, моя жена, Салли, и буду с тобой всегда. Если ты будешь стараться, если будешь меня слушаться, то у нас все получится. Обязательно! Мы будем счастливы! Я тебе обещаю!" Она засмеялась, тихо, радостно, обняла его, поцеловала и маленькими шажками, не разрывая поцелуя, не раскрывая объятий, повлекла к кровати...
Наступило время осторожных перемен. Марта была ласкова и терпелива, нежна и настойчива. Джон с тревогой ожидал от нее следующих попыток нарядить его в платье, и внутренне готовился к отпору. Но Марта, казалось, была удовлетворена уже имеющимся. Ее тайной целью стало совсем иное. Их отношения. Марта старалась мягко отодвинуть Джона от решения всех проблем, чему он не слишком и противился. "Ради любимой игрушки можно и поработать побольше," - улыбалась она иногда своим мыслям. Сошли на нет серьезные разговоры и вызываемые ими ссоры. Она играла с Джоном как с ребенком, и в общении с ним постепенно утвердила тон покровительственно-снисходительный. Так взрослые относятся к детям, так зрелый муж относится к молоденькой девочке-жене. Иногда Джон взбрыкивал, противился ее давлению. Она не сердилась, а старалась обратить его слова в шутку, всем своим видом показывая, что не придает этим детским капризам никакого значения. "Милая Салли, ты сегодня не в духе! Тебе надо пораньше лечь спать. Пойдем, я уложу тебя..." Джон хорошо знал, что значит это "уложу", и признавался в глубине души, что совсем не против такого исхода. К тому же после памятной ночи их секс проходил только с переменой ролей. В этом Марта была непреклонна. Не стремясь в этот момент расширить его гардероб, она мягко вводила мужа в круг привычных женских занятий. Каждая их ночь любви предварялась очередными попытками придать его волосам более женственный вид или подобрать более удачный макияж. И Джону нравились часы, проведенные перед зеркалом, когда Марта была его внимательным и заботливым парикмахером, стилистом и консультантом по всей тысяче мелочей, составляющих женский мир. Сколько ласки и нежности рождалось в эти уютные домашние вечера! Не удивительно, что через некоторое время он уже ждал их, и ничто в нем не воспротивилось, когда уже не "иногда", а каждый вечер Марта накидывала ему на плечи - "так удобней" - шелковый пеньюар и сажала на низкий пуфик у туалетного столика. То, что утром ему приходилось в этом же пеньюаре - "извини, пижама занята" - готовить завтрак "любимому мужу", было как будто продолжением игры. А в выходные утро может продолжаться долго...
Марта не спешила, но неуклонно, маленькими шажочками продвигалась к одной ей видимой впереди цели.
Только добившись перелома в отношениях, она вернулась к идее расширения женского гардероба. Проще всего было с женскими трусиками, ведь это такая мелочь, и их почти не видно под пеньюаром. Затем в шутку, дурачась, она надела ему лифчик. Перед тем, как они легли в постель. Надела, чтобы тут же снять уже руками "пылкого мужа". Но Джон не забыл ее восторженные глаза и жадные пальцы, которые пробежали-прогладили-ощупали гладкую поверхность чашечек. Ему нравилось, когда Марта ТАК смотрела на него. Через долгую неделю он обнаружил предусмотрительно выложенный на кровать комплектик из трусиков и лифчика, и хотел, ждал, искал повторения такого взгляда.
И несмотря на это у Марты ушло немало времени, прежде чем она добилась от мужа, чтобы вечером, "перед игрой", он догадался сам, без ее напоминания, надеть лифчик. Еще проще было приучить его к короткому халатику и шлепанцам на маленьком каблучке - она постепенно перекладывала заботы по дому на его плечи, и случайно - ну, конечно же, случайно - оказавшийся у нее элегантный халатик оказался вполне кстати.
А вот дальше начались настоящие трудности. Ей ведь хотелось идти дальше... Хотелось приучить его носить чулки с подвязками, корсет, пышные юбки... Сделать из своей Салли настоящую девочку-куколку. Эта одежда напоминала ей о днях, когда она была еще подросткам, и мать с тетушками находили для себя немало забавного, наряжая Марту. Их удивляло и порою злило то, что девочка сопротивляется их милым развлечениям, таким естественным для родственного женского кружка. За ней строго следили и требовали аккуратности, соблюдения всех неписаных правил. За строптивость Марту наказывали, подчас сурово, если что-то в ее облике не соответствовало указаниям взрослых. Не раз и не два она глотала слезы обиды, когда, уже будучи юной девушкой, сносила методично отсчитываемые шлепки. Марта не сразу осознала в своих поступках эту тонкую ниточку из детства. Сейчас она немало времени проводила в магазинах, подбирая для "любимой Салли" одежду. Ах, какие это были сладкие минуты, сколько мыслей, чувств, фантазий рождалось перед бесконечными рядами платьев или у прилавков роскошного нижнего белья. Сколько волнующих, упоительных картинок рисовало ее воображение... И вот когда образ идеальной "Салли" был, наконец, выстроен, Марта с легким ознобом признала в нем саму себя. Того, уже давнего, подросткового времени. Открытие это поразило ее, и долго еще она отказывалась признаться самой себе, что в ее отношения с мужем вплетается мстительное эхо детских воспоминаний. Маленькое насилие тогда делало особо желанным ответное насилие сейчас.
Итак, она уже твердо решила, что "ее Салли" будет обязательно носить чулки с поясом и подвязками, корсет и пышные нижние юбки. Это поможет обозначить талию и придаст безоговорочно-узнаваемый женский силуэт. Решить-то решила, но никак не решалась. И все эти с мечтами и замиранием сердца подобранные вещицы вынуждены были ждать своего часа в ее шкафу. Ждали, потому что никак не вписывались в их ночные игры. Надо было в корне менять правила, а Марта никак не отваживалась сыграть в открытую. Она стала нервничать, привычные спокойствие и доброжелательность раз за разом сменялись вспышками необъяснимого для Джона гнева.
Марта снова достала из шкафа приготовленные "для Салли" обновки. Разложила на кровати. Джон возился с посудой на кухне, и у нее было время еще раз подумать о том, как бы столкнуть процесс с мертвой точки.
Когда Марта подняла голову, Джон в удивлении и даже ужасе застыл на пороге. Картина и впрямь была необычной. Марта, одетая в мужскую рубашку и мягкие домашние брюки, склонилась над разложенными на постели причудливыми женскими нарядами. Хотя Джон не помнил, чтобы она в последние несколько лет носила что-нибудь подобное. Почувствовав его присутствие, жена вздрогнула, но быстро пришла в себя и как-то особенно тяжело посмотрела на него. Джон уже проклял тот момент, когда решил о чем-то спросить ее.
"Иди сюда, Салли!" - тоном, не предвещавшим ничего хорошего, позвала его Марта. Когда Джон подошел, она сама расстегнула на нем халатик и рывком, почти грубо сняла его. Удовлетворенно хмыкнула, обнаружив на муже лифчик. Джон растерянно следил за происходящим, не вмешиваясь никак в ее действия. Не говоря ни слова, не обращая ни малейшего внимания на его робкое "Что ты делаешь?", Марта взяла пояс с подвязками и красноречиво раздвинула пальцами у его ног. Джон покорно шагнул в белое ажурное колечко. Марта подняла пояс повыше трусиков, убедилась, что размер подобран правильно и легким толчком усадила мужа на кровать. Достала из упаковки первый чулок и, аккуратно скатав, натянула ему на ногу. "Как ребенку," - подумал с трепетом наблюдавший эту процедуру Джон. Несколько раз Марта с досадой морщилась, когда тонкий нейлон ложился на обильную растительность на ногах. Затем пришла очередь второго чулка. Подняв мужа с кровати, она закрепила чулки прикрепленными к поясу застежками. Джон насупился, но пока что никак не сопротивлялся. Это удивило и раззадорило ее. Настроение улучшалось. На смену угрюмому раздражению застигнутой врасплох женщины пришел азарт выполнения давно задуманного мужчиной дела. Настала очередь корсета. В отличие от современных гламурных собратьев, этот был старого образца, с жесткими ребрами и тугой шнуровкой на спине. Марта подтолкнула мужа лицом к стене и с нескрываемым злым удовольствием принялась формировать у него подобие талии. Первый вопрос последовал, когда шнуровка была почти завершена.
"Зачем это?" - робко спросил Джон, встряхиваемый от недюжинных усилий жены затянуть его в "рюмочку".
"Молчи, я так хочу!" - с кривой мрачной улыбкой буркнула она и продолжила свое занятие.
Закончив, Марта с удовольствием осмотрела результат своих трудов.
"Недурно... У тебя чудные ножки, особенно, если их подчеркнуть красивыми чулками!" - пробормотала она, продолжая вертеть его и разглядывать с разных сторон, - "И корсет тебе очень идет. Грудь откуда-то появилась, талия... Но это еще не все!"
"Конечно, я попытаюсь," - неуверенно прошептал он, - "если... ты меня... мне поможешь... "
Марта подошла ближе, взяла его подбородок в свои ладони и посмотрела в глаза. "Я тебя люблю, моя жена, Салли, и буду с тобой всегда. Если ты будешь стараться, если будешь меня слушаться, то у нас все получится. Обязательно! Мы будем счастливы! Я тебе обещаю!" Она засмеялась, тихо, радостно, обняла его, поцеловала и маленькими шажками, не разрывая поцелуя, не раскрывая объятий, повлекла к кровати...
Наступило время осторожных перемен. Марта была ласкова и терпелива, нежна и настойчива. Джон с тревогой ожидал от нее следующих попыток нарядить его в платье, и внутренне готовился к отпору. Но Марта, казалось, была удовлетворена уже имеющимся. Ее тайной целью стало совсем иное. Их отношения. Марта старалась мягко отодвинуть Джона от решения всех проблем, чему он не слишком и противился. "Ради любимой игрушки можно и поработать побольше," - улыбалась она иногда своим мыслям. Сошли на нет серьезные разговоры и вызываемые ими ссоры. Она играла с Джоном как с ребенком, и в общении с ним постепенно утвердила тон покровительственно-снисходительный. Так взрослые относятся к детям, так зрелый муж относится к молоденькой девочке-жене. Иногда Джон взбрыкивал, противился ее давлению. Она не сердилась, а старалась обратить его слова в шутку, всем своим видом показывая, что не придает этим детским капризам никакого значения. "Милая Салли, ты сегодня не в духе! Тебе надо пораньше лечь спать. Пойдем, я уложу тебя..." Джон хорошо знал, что значит это "уложу", и признавался в глубине души, что совсем не против такого исхода. К тому же после памятной ночи их секс проходил только с переменой ролей. В этом Марта была непреклонна. Не стремясь в этот момент расширить его гардероб, она мягко вводила мужа в круг привычных женских занятий. Каждая их ночь любви предварялась очередными попытками придать его волосам более женственный вид или подобрать более удачный макияж. И Джону нравились часы, проведенные перед зеркалом, когда Марта была его внимательным и заботливым парикмахером, стилистом и консультантом по всей тысяче мелочей, составляющих женский мир. Сколько ласки и нежности рождалось в эти уютные домашние вечера! Не удивительно, что через некоторое время он уже ждал их, и ничто в нем не воспротивилось, когда уже не "иногда", а каждый вечер Марта накидывала ему на плечи - "так удобней" - шелковый пеньюар и сажала на низкий пуфик у туалетного столика. То, что утром ему приходилось в этом же пеньюаре - "извини, пижама занята" - готовить завтрак "любимому мужу", было как будто продолжением игры. А в выходные утро может продолжаться долго...
Марта не спешила, но неуклонно, маленькими шажочками продвигалась к одной ей видимой впереди цели.
Только добившись перелома в отношениях, она вернулась к идее расширения женского гардероба. Проще всего было с женскими трусиками, ведь это такая мелочь, и их почти не видно под пеньюаром. Затем в шутку, дурачась, она надела ему лифчик. Перед тем, как они легли в постель. Надела, чтобы тут же снять уже руками "пылкого мужа". Но Джон не забыл ее восторженные глаза и жадные пальцы, которые пробежали-прогладили-ощупали гладкую поверхность чашечек. Ему нравилось, когда Марта ТАК смотрела на него. Через долгую неделю он обнаружил предусмотрительно выложенный на кровать комплектик из трусиков и лифчика, и хотел, ждал, искал повторения такого взгляда.
И несмотря на это у Марты ушло немало времени, прежде чем она добилась от мужа, чтобы вечером, "перед игрой", он догадался сам, без ее напоминания, надеть лифчик. Еще проще было приучить его к короткому халатику и шлепанцам на маленьком каблучке - она постепенно перекладывала заботы по дому на его плечи, и случайно - ну, конечно же, случайно - оказавшийся у нее элегантный халатик оказался вполне кстати.
А вот дальше начались настоящие трудности. Ей ведь хотелось идти дальше... Хотелось приучить его носить чулки с подвязками, корсет, пышные юбки... Сделать из своей Салли настоящую девочку-куколку. Эта одежда напоминала ей о днях, когда она была еще подросткам, и мать с тетушками находили для себя немало забавного, наряжая Марту. Их удивляло и порою злило то, что девочка сопротивляется их милым развлечениям, таким естественным для родственного женского кружка. За ней строго следили и требовали аккуратности, соблюдения всех неписаных правил. За строптивость Марту наказывали, подчас сурово, если что-то в ее облике не соответствовало указаниям взрослых. Не раз и не два она глотала слезы обиды, когда, уже будучи юной девушкой, сносила методично отсчитываемые шлепки. Марта не сразу осознала в своих поступках эту тонкую ниточку из детства. Сейчас она немало времени проводила в магазинах, подбирая для "любимой Салли" одежду. Ах, какие это были сладкие минуты, сколько мыслей, чувств, фантазий рождалось перед бесконечными рядами платьев или у прилавков роскошного нижнего белья. Сколько волнующих, упоительных картинок рисовало ее воображение... И вот когда образ идеальной "Салли" был, наконец, выстроен, Марта с легким ознобом признала в нем саму себя. Того, уже давнего, подросткового времени. Открытие это поразило ее, и долго еще она отказывалась признаться самой себе, что в ее отношения с мужем вплетается мстительное эхо детских воспоминаний. Маленькое насилие тогда делало особо желанным ответное насилие сейчас.
Итак, она уже твердо решила, что "ее Салли" будет обязательно носить чулки с поясом и подвязками, корсет и пышные нижние юбки. Это поможет обозначить талию и придаст безоговорочно-узнаваемый женский силуэт. Решить-то решила, но никак не решалась. И все эти с мечтами и замиранием сердца подобранные вещицы вынуждены были ждать своего часа в ее шкафу. Ждали, потому что никак не вписывались в их ночные игры. Надо было в корне менять правила, а Марта никак не отваживалась сыграть в открытую. Она стала нервничать, привычные спокойствие и доброжелательность раз за разом сменялись вспышками необъяснимого для Джона гнева.
Марта снова достала из шкафа приготовленные "для Салли" обновки. Разложила на кровати. Джон возился с посудой на кухне, и у нее было время еще раз подумать о том, как бы столкнуть процесс с мертвой точки.
Когда Марта подняла голову, Джон в удивлении и даже ужасе застыл на пороге. Картина и впрямь была необычной. Марта, одетая в мужскую рубашку и мягкие домашние брюки, склонилась над разложенными на постели причудливыми женскими нарядами. Хотя Джон не помнил, чтобы она в последние несколько лет носила что-нибудь подобное. Почувствовав его присутствие, жена вздрогнула, но быстро пришла в себя и как-то особенно тяжело посмотрела на него. Джон уже проклял тот момент, когда решил о чем-то спросить ее.
"Иди сюда, Салли!" - тоном, не предвещавшим ничего хорошего, позвала его Марта. Когда Джон подошел, она сама расстегнула на нем халатик и рывком, почти грубо сняла его. Удовлетворенно хмыкнула, обнаружив на муже лифчик. Джон растерянно следил за происходящим, не вмешиваясь никак в ее действия. Не говоря ни слова, не обращая ни малейшего внимания на его робкое "Что ты делаешь?", Марта взяла пояс с подвязками и красноречиво раздвинула пальцами у его ног. Джон покорно шагнул в белое ажурное колечко. Марта подняла пояс повыше трусиков, убедилась, что размер подобран правильно и легким толчком усадила мужа на кровать. Достала из упаковки первый чулок и, аккуратно скатав, натянула ему на ногу. "Как ребенку," - подумал с трепетом наблюдавший эту процедуру Джон. Несколько раз Марта с досадой морщилась, когда тонкий нейлон ложился на обильную растительность на ногах. Затем пришла очередь второго чулка. Подняв мужа с кровати, она закрепила чулки прикрепленными к поясу застежками. Джон насупился, но пока что никак не сопротивлялся. Это удивило и раззадорило ее. Настроение улучшалось. На смену угрюмому раздражению застигнутой врасплох женщины пришел азарт выполнения давно задуманного мужчиной дела. Настала очередь корсета. В отличие от современных гламурных собратьев, этот был старого образца, с жесткими ребрами и тугой шнуровкой на спине. Марта подтолкнула мужа лицом к стене и с нескрываемым злым удовольствием принялась формировать у него подобие талии. Первый вопрос последовал, когда шнуровка была почти завершена.
"Зачем это?" - робко спросил Джон, встряхиваемый от недюжинных усилий жены затянуть его в "рюмочку".
"Молчи, я так хочу!" - с кривой мрачной улыбкой буркнула она и продолжила свое занятие.
Закончив, Марта с удовольствием осмотрела результат своих трудов.
"Недурно... У тебя чудные ножки, особенно, если их подчеркнуть красивыми чулками!" - пробормотала она, продолжая вертеть его и разглядывать с разных сторон, - "И корсет тебе очень идет. Грудь откуда-то появилась, талия... Но это еще не все!"
-
alexbragin
- Сообщения: 73
- Зарегистрирован: Вт сен 12, 2006 9:27 am
Джон уже давно понял, что это еще не все. Теперь было совершенно ясно, для кого предназначались белые юбки, воздушным нейлоновым ворохом лежащие на кровати. Джону стало обидно. У него даже совершенно некстати защипало в глазах. Его наряжали как пластмассовую куклу, ничуть не заботясь о том, что он чувствует!
Марта не обращала внимания на переживания мужа и заставила примерить юбки. К ним нашлись в шкафу и белые туфли, которые, правда, оказались немного велики.
"Взгляни на себя, милая!" – она, наконец, подвела его к зеркалу, - "Красотка! Согласись, у меня есть вкус!" В ее тоне слышалась скорее скрытая угроза, чем умиление.
Джону было не до похвал. Он чувствовал, что сейчас, у него на глазах совершается что-то ужасное, непоправимое, и не мог понять, что же делать.
"К чему эти слезы, дорогой? Не понимаю! Зачем противиться красоте? Зачем казаться грубее и хуже, чем ты есть?"
Но Джон не мог оценить по достоинству ее усилий. Для него в зеркале отражался мужчина. В юбке, корсете, лифчике, чулках... На губах оставалась розовая помада, на ушах - клипсы. Нелепо, глупо, стыдно! Он уже не сдерживал слезы. Попытался стащить лифчик, рванул кружевную отделку корсета: "Извини, Марта, но я не могу этого сделать! Я не могу!"
Зрелище было жалкое. Джон одной рукой размазывал слезы по лицу, а другой раз за разом пытался оторвать ни в чем не виноватое кружево. В секундной образовавшейся тишине послышался треск разрываемых ниток. Этот звук вывел Марту из оцепенения, и она взорвалась. Не в силах сдержаться, она закричала: "Не трожь!" - и наотмашь ударила мужа по лицу. Звук пощечины расколол время. Кажется, все вокруг замерло. И они замерли, потрясенные, друг перед другом. Потянулись долгие, тягучие, отстукиваемые сердцем мгновения, а они все не могли опомниться от происшедшего. Он - с широко распахнутыми глазами, полными слез, держась ладонью за щеку. Она - уперев руки в бока, в угрожающем полунаклоне к нему.
Первой пришла в себя Марта. Но к своему собственному удивлению, не бросилась извиняться за грубость, а уже спокойно и с явно злым упоением размахнулась и наградила мужа еще одной, не менее звонкой пощечиной.
"Видишь, до чего ты меня довел?! Видишь, какой я стала?! А все твои капризы и истерики! Сегодня хочу, завтра не хочу, сегодня буду, завтра - не буду! Нет, уж, хватит! Так дальше продолжаться не может! Я не позволю глупым капризам сломать все то, что мы строили несколько месяцев! Я не позволю минутной слабости разрушить наше счастье! Я буду бороться за наше будущее! Любыми способами! И если ты не в силах справиться со своим характером, я буду тебя наказывать, и наказывать строго! Чтобы в следующий раз, когда твои капризы полезут наружу, у тебя был повод задуматься о последствиях! Иди сюда!"
Голос покойной матери, слова и интонации стояли в ее голове во время этой грозной тирады, и полетели почти бессознательно. Она села на кровать и сильно дернула мужа за руку. Пребывавший в прострации Джон, даже не успел ничего сообразить, как оказался лежащим поперек ее коленей. О боже, она задрала ему юбку, стянула вниз трусики и...
"Стой, стой, не надо, пожалуйста, Марта, что ты делаешь..."
Джон уже прекрасно понимал, что она собиралась делать, но месяцы и месяцы подчинения жене не позволили ему даже задуматься о том, чтобы встать и бежать от оскорбительной процедуры. Наоборот, казалось, что все душевные силы покинули его, и он только причитал на один лад
"Марта... не надо... пожалуйста...."
А Марта чувствовала, как в ней нарастает внутреннее возбуждение. Она вдруг поняла, что вот сейчас, несмотря на всю свою любовь к мужу, хочет сделать ему больно. И не просто унизить, а добиться, чтобы ему было по-настоящему физически больно, ощутить, как со всего маха опускается ее рука на его беззащитное тело! Ей казалось, что без этого долгожданной развязки мучившего ее тупика не произойдет. Ей нужно было явное, грубое и абсолютно понятное проявление своей власти. И она сейчас упивалась этой властью.
"Ты будешь носить то, что я скажу!" УДАР!
"Ты будешь делать то, что я скажу!" УДАР!
"Ты будешь следить за своей одеждой!" УДАР!
"И если мне что-нибудь не понравится, ты будешь наказан!" УДАР! УДАР! УДАР!...
Наконец, запал ее кончился. Рука устала, онемела, ладонь ничего не чувствовала. Марта посмотрела на покорно лежащего у нее на коленях мужчину, с задранными на спину белыми юбками, с красными от ударов ягодицами, стонущего и рыдающего после проведенной экзекуции. И ей стало безумно жалко своего доброго, безвольного мужа, вся вина которого была лишь в том, что он слишком любил ее. Взрыв невероятной нежности потряс тело женщины, жалости к нему, к себе, вообще к этой запутанной жизни, в которой не бывает простого счастья, а все как-то непонятно, путано и мучительно. И на глазах уже выступили слезы, и она чуть было не разрыдалась прямо тут, зарывшись лицом в юбки мужа. Ей захотелось погладить его, приласкать, прижаться к нему, и только маленьким краешком сознания она не переставала твердить себе, что СЕЙЧАС этого делать нельзя. Потом будет время, и повод найдется, а сейчас – нельзя! Марта с трудом наскребла в себе капельку силы, чтобы сдержаться. Все было хорошо, все было правильно сделано, и не время лить слезы. Джон тихо подвывал у нее на коленях, не рискуя без разрешения совершить хоть какое-нибудь движение. Она кулем спустила его на пол, усадила у своих ног, и поглаживая как маленького по голове, принялась успокаивать, стараясь говорить ласково, но твердо.
"Ну, все Салли, полно, не плачь. Ты получила наказание, но теперь ты не будешь больше поступать так грубо и необдуманно, правда?"
"Не... не... буду... " - всхлипнул Джон.
"И теперь ты будешь во всем меня слушаться, правда?"
"Пр...пр...а-авда..."
"И будешь носить платья и юбки? Будешь?"
"Бу...бу-ду..."
"Ну, вот и хорошо, моя милая, вот и правильно! Надеюсь, этот урок пойдет тебе впрок. А теперь, вытри слезы и приведи себя в порядок. Моя жена не должна ходить с заплаканными глазами. Снимай пока юбку и повесь ее в шкаф. В свой шкаф. А потом продолжай уборку в доме. Чтобы везде были чистота и порядок. За чистотой в доме я буду следить теперь еще строже! Мне бы очень не хотелось, чтобы моя жена оказалась грязнулей!"
Марта не обращала внимания на переживания мужа и заставила примерить юбки. К ним нашлись в шкафу и белые туфли, которые, правда, оказались немного велики.
"Взгляни на себя, милая!" – она, наконец, подвела его к зеркалу, - "Красотка! Согласись, у меня есть вкус!" В ее тоне слышалась скорее скрытая угроза, чем умиление.
Джону было не до похвал. Он чувствовал, что сейчас, у него на глазах совершается что-то ужасное, непоправимое, и не мог понять, что же делать.
"К чему эти слезы, дорогой? Не понимаю! Зачем противиться красоте? Зачем казаться грубее и хуже, чем ты есть?"
Но Джон не мог оценить по достоинству ее усилий. Для него в зеркале отражался мужчина. В юбке, корсете, лифчике, чулках... На губах оставалась розовая помада, на ушах - клипсы. Нелепо, глупо, стыдно! Он уже не сдерживал слезы. Попытался стащить лифчик, рванул кружевную отделку корсета: "Извини, Марта, но я не могу этого сделать! Я не могу!"
Зрелище было жалкое. Джон одной рукой размазывал слезы по лицу, а другой раз за разом пытался оторвать ни в чем не виноватое кружево. В секундной образовавшейся тишине послышался треск разрываемых ниток. Этот звук вывел Марту из оцепенения, и она взорвалась. Не в силах сдержаться, она закричала: "Не трожь!" - и наотмашь ударила мужа по лицу. Звук пощечины расколол время. Кажется, все вокруг замерло. И они замерли, потрясенные, друг перед другом. Потянулись долгие, тягучие, отстукиваемые сердцем мгновения, а они все не могли опомниться от происшедшего. Он - с широко распахнутыми глазами, полными слез, держась ладонью за щеку. Она - уперев руки в бока, в угрожающем полунаклоне к нему.
Первой пришла в себя Марта. Но к своему собственному удивлению, не бросилась извиняться за грубость, а уже спокойно и с явно злым упоением размахнулась и наградила мужа еще одной, не менее звонкой пощечиной.
"Видишь, до чего ты меня довел?! Видишь, какой я стала?! А все твои капризы и истерики! Сегодня хочу, завтра не хочу, сегодня буду, завтра - не буду! Нет, уж, хватит! Так дальше продолжаться не может! Я не позволю глупым капризам сломать все то, что мы строили несколько месяцев! Я не позволю минутной слабости разрушить наше счастье! Я буду бороться за наше будущее! Любыми способами! И если ты не в силах справиться со своим характером, я буду тебя наказывать, и наказывать строго! Чтобы в следующий раз, когда твои капризы полезут наружу, у тебя был повод задуматься о последствиях! Иди сюда!"
Голос покойной матери, слова и интонации стояли в ее голове во время этой грозной тирады, и полетели почти бессознательно. Она села на кровать и сильно дернула мужа за руку. Пребывавший в прострации Джон, даже не успел ничего сообразить, как оказался лежащим поперек ее коленей. О боже, она задрала ему юбку, стянула вниз трусики и...
"Стой, стой, не надо, пожалуйста, Марта, что ты делаешь..."
Джон уже прекрасно понимал, что она собиралась делать, но месяцы и месяцы подчинения жене не позволили ему даже задуматься о том, чтобы встать и бежать от оскорбительной процедуры. Наоборот, казалось, что все душевные силы покинули его, и он только причитал на один лад
"Марта... не надо... пожалуйста...."
А Марта чувствовала, как в ней нарастает внутреннее возбуждение. Она вдруг поняла, что вот сейчас, несмотря на всю свою любовь к мужу, хочет сделать ему больно. И не просто унизить, а добиться, чтобы ему было по-настоящему физически больно, ощутить, как со всего маха опускается ее рука на его беззащитное тело! Ей казалось, что без этого долгожданной развязки мучившего ее тупика не произойдет. Ей нужно было явное, грубое и абсолютно понятное проявление своей власти. И она сейчас упивалась этой властью.
"Ты будешь носить то, что я скажу!" УДАР!
"Ты будешь делать то, что я скажу!" УДАР!
"Ты будешь следить за своей одеждой!" УДАР!
"И если мне что-нибудь не понравится, ты будешь наказан!" УДАР! УДАР! УДАР!...
Наконец, запал ее кончился. Рука устала, онемела, ладонь ничего не чувствовала. Марта посмотрела на покорно лежащего у нее на коленях мужчину, с задранными на спину белыми юбками, с красными от ударов ягодицами, стонущего и рыдающего после проведенной экзекуции. И ей стало безумно жалко своего доброго, безвольного мужа, вся вина которого была лишь в том, что он слишком любил ее. Взрыв невероятной нежности потряс тело женщины, жалости к нему, к себе, вообще к этой запутанной жизни, в которой не бывает простого счастья, а все как-то непонятно, путано и мучительно. И на глазах уже выступили слезы, и она чуть было не разрыдалась прямо тут, зарывшись лицом в юбки мужа. Ей захотелось погладить его, приласкать, прижаться к нему, и только маленьким краешком сознания она не переставала твердить себе, что СЕЙЧАС этого делать нельзя. Потом будет время, и повод найдется, а сейчас – нельзя! Марта с трудом наскребла в себе капельку силы, чтобы сдержаться. Все было хорошо, все было правильно сделано, и не время лить слезы. Джон тихо подвывал у нее на коленях, не рискуя без разрешения совершить хоть какое-нибудь движение. Она кулем спустила его на пол, усадила у своих ног, и поглаживая как маленького по голове, принялась успокаивать, стараясь говорить ласково, но твердо.
"Ну, все Салли, полно, не плачь. Ты получила наказание, но теперь ты не будешь больше поступать так грубо и необдуманно, правда?"
"Не... не... буду... " - всхлипнул Джон.
"И теперь ты будешь во всем меня слушаться, правда?"
"Пр...пр...а-авда..."
"И будешь носить платья и юбки? Будешь?"
"Бу...бу-ду..."
"Ну, вот и хорошо, моя милая, вот и правильно! Надеюсь, этот урок пойдет тебе впрок. А теперь, вытри слезы и приведи себя в порядок. Моя жена не должна ходить с заплаканными глазами. Снимай пока юбку и повесь ее в шкаф. В свой шкаф. А потом продолжай уборку в доме. Чтобы везде были чистота и порядок. За чистотой в доме я буду следить теперь еще строже! Мне бы очень не хотелось, чтобы моя жена оказалась грязнулей!"