Транссексуалы в России — спасенные и... потерянные

[Elena B.]

Пару лет назад один мой знакомый программист переехал в Москву. С тех пор мы иногда общались по ICQ о всяких мелочах. Иногда переписывались по электронной почте. А недавно я тоже приехал в Москву, и мы решили увидеться. Договорились о встрече. Я приехал на станцию метро, где, в центре зала, должен был ждать меня мой знакомый, осмотрелся и увидел молодого человека, который был очень на него похож, но выглядел как-то странно. Очень молодо он выглядел. И дело было явно не в отсутствии привычной бороды — что-то было ещё. Он узнал меня и пошёл навстречу. В ответ на мои слова о том, что его не узнать, я получил совершенно ошеломивший меня ответ:
— Ещё бы — я же на гормонах полтора года сижу. Пол меняю.
— В каком смысле? — задал я глупый вопрос.
— В прямом. До пластики, правда, пока не дошло, но гормоны своё дело делают... А что — сильно я изменилась?
В общем, пошли мы в кафе пиво пить и там, за кружечкой, знакомый мой рассказал безумную историю. Дескать, много лет не выходил из депрессии, пока не понял, что это его, мол, убивает мужской гормон тестостерон. То есть, постепенно стало ему казаться, что он хочет быть женщиной. Долго комплексовал, так как сам был обычным бытовым гомофобом и ничего общего с гомосексуалистами иметь не желал. Много нервничал, не знал, что с этим делать. Старался быть подчёркнуто мужественным. Собственно, таким я его и знал, почему особенно и удивился, услышав о смене пола.
Перебравшись в Москву, он случайно познакомился с собратьями по несчастью. От них и узнал и о тестостероне, и о гормонотерапии, и о многих других вещах. Сложилось небольшое сообщество. Что-то вроде коммуны, или, как он сам говорит, секты. Какое-то время в снимаемой им квартире жил ещё один транссексуал — парень из мусульманской семьи, которого родители, узнав о решении сына стать дочерью, вообще хотели убить. Знакомый мой тоже сообщил о себе родителям, после чего с его отцом случился инфаркт, а мама попала в психиатрическую больницу.
— Хочу в Америку, — говорит он. — Здесь мы как белые вороны какие-то. Общество совершенно не готово нас принять. На работе всё скрывать приходится. А я недавно завела дружбу с девчонками-трансами, которые интим-услугами занимаются... На работе узнали — перестали здороваться. Скоро, наверное, уволят. Обидно. Я же не стала хуже работать. Какое им дело...
— Интим-услуги, — уточняю, — это проституция, что ли?
— Ну, да, — говорит. — Знаешь, сколько на это всё денег нужно? Пока внешние изменения не очень сильные, пока могу по специальности работать — ещё ничего. А когда начну заметно внешне меняться — ведь уволят. А мне теперь всю жизнь на гормонах сидеть. Это деньги. Одна только эпиляция немалых денег стоит. Полная эпиляция — чёрт знает сколько проходов — больше штуки баксов выйдет. Это в лучшем случае. Потому что одни волоски удаляешь — а соседние фолликулы просыпаются — оттуда борода начинает расти... Ну, и жить на что-то тоже надо будет. А кто транса на работу возьмет? Тут единственный выход — проституция.
— И что — для мужчины стать женщиной — это однозначно стать проституткой? Без вариантов?
— Ну, в России — да. Пока, во всяком случае. Я поэтому и хочу в Америку или в Канаду.
— Думаешь, там иначе?
— Ну, я там не была, но, судя по тому, что знаю, да, иначе. Там люди давно привыкли и к трансам, и вообще ко всему на свете. Ну, не на фермерском Юге, конечно, а где-нибудь в Нью-Йорке, в крупных городах, в общем.
Памятуя о его прежней яростной гомофобии, я поинтересовался, что с переменой пола происходит с сексуальной ориентацией, т.е. нравятся ли ему по-прежнему, женщины. Он сказал, что да, нравятся, что дело не в ориентации, а в самоощущении. И что большинство «трансух» — лесбиянки.
— Хотя, я уже и с мужчинами могу, — добавил он. — Особенно — если за деньги. Просто, очень деньги нужны.
— Деньги — деньгами, но, — уточнил я, — с кем ты всё-таки получаешь большее удовольствие? К кому тебя влечёт?
— Какое удовольствие? — сказал он. — Об удовольствии мне скоро вообще придётся забыть. Когда операцию на гениталии сделаю. Там из головки полового члена что-то вроде клитора формируют, вообще-то, но это фигня всё. Трансы, как правило, оргазма не чувствуют. Вообще. Не в оргазме счастье.
— А в чём?
— Быть собой. Я-то ещё вовремя начала. Мне двадцать с копейками. А некоторые до сорока маются, бедняжки... А у меня счастье уже начинается — недавно была точка невозвращения.
Точкой невозвращения называют момент, когда под влиянием гормональных инъекций перестают нормально функционировать собственные половые железы. После неё сомневаться, грубо говоря, поздно. Стать полноценным человеком своего исходного натурального пола после неё при нынешнем уровне медицины уже невозможно. Можно быть только неполноценным мужчиной или суррогатной женщиной.
На вопрос, не приходило ли ему в голову решить свои проблемы иначе, а именно — пойти к психиатру, вместо того, чтобы бесповоротно уродовать собственный организм, знакомый ответил фразой, похожей на газетный штамп: «Официальная медицина утверждает, что 70% таких людей, если не начинают процесс трансгендера, оканчивают жизнь самоубийством».
Тут у меня, признаюсь честно, появилось сразу много вопросов. Официальная медицина — это кто? Имена? Титулы? Работы? Клиники? Не секрет ведь, что и по вопросам, скажем так, более традиционным то, что называется в общем «официальной медициной», единого мнения не имеет. Горячая научная полемика ведётся даже вокруг методов лечения гриппа, не говоря уже об операциях на головном мозге, например, или психических расстройствах. Это первое. Второе — кто решает, какие именно люди «такие», а кому просто блажь в голову взбрела? Психиатр? Пластический хирург? Сексопатолог? Или сам больной? Как вообще это всё согласуется с первейшей врачебной заповедью «Не навреди»? Разве угробить человеку нормальные работающие органы и слепить взамен них чисто косметическую «обманку» — это не вред? Может, речь тут о самой обыкновенной рыночной конкурентной борьбе, в процессе которой, говоря упрощенно, хирурги отбивают свой кусок хлеба у психиатров? Ведь те, кто лепит из людей одного пола людей другого, думаю, делают на этом неплохие деньги. Вот они-то, видимо, и объявили себя «официальной медициной». Они и придумали фразу про 70%.
Как относиться к явлению трансгендера? Вопрос непростой. С одной стороны, человек, вроде бы, волен сам решать, что ему с самим собой делать. С другой — самим своим существованием транссексуалы порождают некое информационное поле, в которое могут попасть просто люди с неустойчивой психикой, в том числе, молодежь, подростки. Не секрет ведь, что именно в подростковом возрасте человек особенно склонен к импульсивным решениям под влиянием внешней информации. Операцию подростку, конечно, никто делать не разрешит, но подсесть на гормоны он сможет и без родительского благословения. Садятся же подростки на наркоту — родители и не знают ничего. А к восемнадцати годам это уже готовый клиент «официальной медицины», которая будет поджидать его у кассового аппарата, хищно поигрывая скальпелем.